Пятница, 29.03.2024, 15:42
Литературно-художественный и публицистический журнал
Главная | Мой профиль | Выход Вы вошли как Гость | Группа "Гости" | RSS

Меню сайта
Форма входа
Категории раздела
Сергей Прохоров [1]
Анатолий Лисица [1]
Николай Полехин [1]
Анатолий Казаков [1]
Номера журналов
[25.06.2015]
Книга-антология ИСТОКИ (0)
[30.03.2013][АНОНС]
Истоки №21 (6)
[30.09.2012][АНОНС]
ИСТОКИ №20 (14)
[15.04.2012][АНОНС]
Литературно-художественный журнал "ИСТОКИ"№19 (11)
Поиск




Сайт поэта. Жмите на картинку и заходите



Главная » Статьи » ПРОЗА » Анатолий Казаков

МАГАЗИНСКИЙ ХЛЕБУШЕК


Икона с образом святого Серафима Саровского стояла в правом углу старого, повидавшего много чего, деревенского дома. На нее очень сосредоточенно смотрел седой, но не совсем еще со старым лицом дедушка. То ли с женой повезло деду, а может, и богом храним, был, но для своих восьмидесяти выглядел довольно приглядно. Савватей Михайлович, стоя на коленях, просил у святого старца, чтобы дал ему силы дойти до соседнего села, в которое еще возили хлеб. Жило в деревне всего трое: он, Савватей, да две бабушки, Дарья и Лукерья. И, хоть у каждого были свои дома, но по заведенной с исстари традиции по вечерам все трое стариков собирались в доме Савватея. Каждый приносил то варенье разных сортов, то траву наипользительную. И такими зимними вечерами чаепитие за тульским самоваром постепенно переходило в долгие беседы о жизни. Хоть и запасли старики еще с осени по два пятидесятикилограммовых мешка муки, но вот захотелось им магазинского хлебушка отведать, и Дарья с Лукерьей давай наседать на деда:
-Сходил бы ты, Савватеюшка, до села Родного да хлебцу магазинского прикупил, своя-то выпечка надоела. По магазинскому больно соскучились,- сетовала Лукерья, и Дарья тут же подхватывала:
-Бывало, ране только свой хлеб пекли, а потом к покупному приучили.
Они уговаривали деда и тут же, как это зачастую бывает у русских людей, переживали за него. Ведь дороги до села как таковой не было, ибо снег ее, родимую, завалил подчистую. Одевшись потеплей и встав на лыжи, перекрещенный бабками три раза Михалыч отправился в путь-дорогу. И вот вроде и идти на лыжах несравнимо легче, но дед быстро выдохся. «Ах годы, годы!»,- сокрушался дед,- кабы годков двадцать скинуть», но уже к обеду такой вот необычайный лыжник подходил к сельпо. Так как очень редко доводилось бывать зимой на селе, вполне понятное дело, разговорился с земляками. Выбравшись к людям и по тому, как хорошо его встретили, Михалыч как будто и забыл про свою старческую усталость. Выглядел бодренько, а улыбка почти не сходила с лица. И набрав в магазине большой рюкзак где кроме белого и черного хлеба, разместились и мятные пряники, и шоколадки, и тушенка, и рыбные консервы, удобно все разместив, отправился до своей деревеньки. Но вскорее Савватею стало неловко от набранного груза. Но даже не это тяготило душу деда. Короткий зимний январский день подходил к концу, а до деревни при хорошей погоде было еще часа три ходу. Вот это обстоятельство и томило Михалыча. К тому времени, как окончательно стемнело, словно вдобавок, поднялся сильный ветер, глаза старого человека сильно слезились – из-за всего этого он уже почти не различал дороги. Его лыжню уже давно перемело снегом.
Лукерья и Дарья, пившие в это время из медного самовара духмяный чай, думали, что Михалыч остался ночевать у кого-нибудь из многочисленных родственников в Родном, и поэтому сильно не беспокоились за своего «добытчика». Савватей же в эту самую минуту не на шутку был встревожен. За его долгую жизнь всего, как и многим русским людям, пришлось хлебнуть. Но все же больше не смерть была страшна ему, слава богу, пожил на земле-кормилице, а то, что он может так статься, не угостит магазинским хлебушком своих дорогих землячек. С великой надеждой Михалыч искал своими глазами родной до боли в сердце сосновый бор, который когда-то они всем колхозом посадили. «Сколько же я иду вот эдак? - горевал дед. – Бабки там поди места себе не находят, а я вот тут, дурашка, маюсь. Вот так дела». И вспомнились Савватею прошлые времена, как пришел он с войны двадцатипятилетним парнем, как тут же женился.
Жена Нюра часто ревновала Савватея. Да вот от чего было обидно молодому фронтовику, что ее опасения были напрасными. Полная деревня вдов, а он один мужик. А потребностей у человека завсегда хватает. Поставили председателем колхоза, а должность эта по тем временам, словно на лобное место сам себя привел. И дров в каждый вдовий дом, и сена, чтоб всем хватило, и план по сдаче зерна и мяса. Голова будто шар гиревой, а тут ревность жены. Приехал в район и прям на заседании перед всем начальством не выдержал, стукнул кулаком по столу и закричал: «До каких пор так будет, трактора только любимчикам даете, не могу я больше глядеть, как бабы мои животы надрывают. Не дадите хоть один трактор – уйду!» – и это подействовало. Приехал в родную деревеньку на новеньком тракторе и механизатора молодого неженатого из района привез. Женщины сбежались и давай качать на руках Савветея. Тут же и браги кто-то принес – вечное подспорье и в горе, и в радости. Намаялись родимые вдовушки, а тут и жених, и трактор вот, и получился нежданный-негаданный праздник. Вспомнилось и то, как из года в год деревня после небывалой войны становилась осанистей, красивей. И когда подходило время выпускного в деревенской школе, шел председатель к парням и девчатам, с великой любовью смотрел в их такие дорогие лица с конопушками и просил, вернее, упрашивал остаться в родном хозяйстве…
Окончательно разрушили и убили последнюю надежду девяностые года: работа, зарплата - все, чем дорожит человек, вмиг оборвалось. Молодежь подалась в районы, города, а кто остался, как с ума все посходили, взялись пить привозимую из городов травленую водку. Много, неисчислимо много поумирало от этой заразы мужиков, да бывало и так, что и женщин. Видя то, как на самом расцвете жизни погибают молодые люди, пошел Савватей в тот дом, где торговали «катанкой», и стал бить все и крушить. Свои же пьяные мужики тут же избили его, неделю после этого не вставал. В глазах были слезы, нестерпимо жалко было все, что создавалось неимоверным трудом. Как же жаль было Савветею людей, и печаль эта была ох как видима. Милые для его сердца вдовы, с которыми он поднимал колхоз, состарились, и были случаи, что правнуки отбирали у них пенсию на пропой. Жена Нюра ругалась:
- Ну, чего ты старый, поперся туда? Убили бы. А мне чего одной без тебя делать?.
Единственная дочь Елена, выскочив «удачно» замуж, жила в Германии. Всего лишь один раз довелось увидеть внука Михалычу. После, как Нюры не стало, продал корову, в хозяйстве осталось три курицы и собачонка, по прозвищу Правда. И Савватей подытожил свои воспоминания так: «Только город и изничтожил деревню. Он, окаянный, больше некому».
Лукерья с Дарьей, досыта напившись смородинового чая, смотрели телевизор и были безумно рады, что в их деревне еще есть свет. Лукерья мечтательно обратилась к Дарье: «Михалыч-то наш еще ничего мужик! В село, да на лыжах умастился, чтобы нам, двум колхозным труженицам, угодить». Дарья поддержала разговор: «Да ведь он завсегда такой, для других все старается. Нюра-то - покойница ругала его, что для себя все в последнюю очередь делает, но знамо дело, и любила его без памяти, как же такого не любить. Я вот со своим Лексеем жила, хоть и пил часто, а все ж таки редкие минуты счастья и у нас были. Эти минуточки-то теперь часто вспоминаю».
Лукерья, встав, пошла к кухонному столу, открыла створки и вытащила бутылку своего рябинового вина.
- Скучно чего то, Дарьюшка. Давай по стакашику ахнем. Да не по одному, а по два
Огоревали заслуженные перед Богом и людьми бабушки. И полились таким уже не молодым, но живым голосом, старые русские песни: «Эх, мороз», «Хас-булат удалой», «Ах, судьба моя, судьба». Лукерья, не хотевшая сдаваться невзгодам, лет десять назад научилась играть на гармони и теперь, ловко давя огрубевшими от тяжелой работы пальцами на кнопочки, веселила подругу от души: «Помнишь, Дарья, как прямо возле дома хороводы водили?». И Лукерья, одевши телогрейку, взяв гармонь, быстро выскочила на крыльцо. Дарья вышла следом за ней, сетуя вслух: «Эх ты, дура старая».
Посреди всей этой глуши, брошенной их же детьми деревни, явственно слышался дивный перебор гармони… «Уж не с ума ли я сошел?» – подумал Савватей, заслышав мелодию. И сам тут же себя и успокоил: «А чего, помирать под гармошку-то, оно может даже сподручней». Оказалось, что хоть и перемело дорогу, шел он правильно: опыт пожилого человека значил не мало. Случилось так, что стоял Михалыч, собираясь помирать, чуть ли не в родной деревне. Подойдя к своему дому, Савватей не сдержал слез, а старушки облепили его, словно, будто с войны мужей дождались. Лукерья ликовала: «Хорошо, что на гармошке на улицу вышла играть!», а Михалыч к тому времени, выпив принесенный Дарьей стакан самогона, уже повеселевшим голосом твердил: «Она, она – гармонь милая спасла меня». И в старом русском деревенском дому три одиноких старика все же отведали магазинского хлебушка!!!


 

Категория: Анатолий Казаков | Добавил: ictoc (09.07.2011)
Просмотров: 1508 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 1
1 icon archive  
0
http://biwe.ru/forum/viewtopic.php?f=7&t=34019 - По моему мнению Вы не правы. Пишите мне в PM, обсудим.

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Партнёры 

Российский Писатель

Литературная газета



"ИСТОКИ" - журнал писателя Сергея ПРОХОРОВА,

члена Международной Федерации русскоязычных писателей

Copyright MyCorp © 2024

Бесплатный конструктор сайтов - uCoz