Пятница, 29.03.2024, 08:28
Литературно-художественный и публицистический журнал
Главная | Мой профиль | Выход Вы вошли как Гость | Группа "Гости" | RSS

Меню сайта
Форма входа
Категории раздела
Сергей Прохоров [1]
Анатолий Лисица [1]
Николай Полехин [1]
Анатолий Казаков [1]
Номера журналов
[25.06.2015]
Книга-антология ИСТОКИ (0)
[30.03.2013][АНОНС]
Истоки №21 (6)
[30.09.2012][АНОНС]
ИСТОКИ №20 (14)
[15.04.2012][АНОНС]
Литературно-художественный журнал "ИСТОКИ"№19 (11)
Поиск




Сайт поэта. Жмите на картинку и заходите



Главная » Статьи » ПРОЗА » Сергей Прохоров

СЕРГЕЙ ПРОХОРОВ

Сергей Прохоров

ХОЛОДНОЙ ЗИМОЙ 
ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВОГО

   Я совсем не помню, была ли у меня в детстве шапка. А если и была, то какая: собачья, кроличья или просто суконная на ватине. Наверное, всё-таки кроличья. Почему? У нас в подполе жила кроличья семья. Помню, мать всё горевала, когда крольчиха съела всех своих детёнышей. Говорила: «Сглазили! Нельзя смотреть, когда крольчиха рожает!» Это, наверное, мои старшие братья полюбопытничали…
     Так про что это я? Ах, да, про шапку. Так вот, я действительно не помню: была она, эта проклятая шапка, у меня или нет. Но вот что зима в тот далёкий 1951-й год была очень холодной, где-то за 50 градусов с лишним, это я очень даже хорошо помню. И шаль материнскую помню, в которую она закутывала меня, чуть ли не всего, когда отправляла в школу. Я ведь был махошным – метр с ноготок, как тот Филиппок из моей любимой тогда детской книжки.
    Перекинув через плечо сшитую из мешковины сумку с потрёпанными уже старшими братьями учебниками и чернильницей-непроливашкой, я бодро и радостно распахивал дверь в звенящую изморозь занимающегося над селом рассвета. 
    Клубы пара, тут же вырвавшиеся изо рта, как из кипящего чайника, мгновенно покрыли инеем края шали, из-под которой выглядывали лишь кончик носа да глаза. И в эту сооружённую матерью смотровую щель я с восхищением наблюдал за всем, что происходило вокруг в это раннее время дня, то и дело, ворочая не без труда головой во все стороны.
     На западной стороне неба ещё мерцали звёзды, но восточная полоска горизонта уже оживала, наполняясь молочным светом нового зимнего дня и тающими на этом светлеющем фоне дымками от печных труб.
     Рождение дня - это всегда таинство ожидания чего-то. Особенно в юном возрасте, когда тебе всего девять лет. И это таинство неповторимо. И у каждого дня, месяца, времени года оно особоё, своё. Зимой рождение дня и связанное с ним таинство для меня начиналось с восьми утра, то есть с момента, когда я, шагнув за порог дома, отправлялся в школу. 
    До школы было рукой подать. Находилась она посреди села в неказистом одноэтажном здании рядом с двухэтажным сельским Домом культуры. Кстати, об очаге культуры. Был он в какой-то мере достопримечательностью села. Не в смысле культуры, а в историческом смысле. До Октябрьской революции это был храм. Красивый был, говорят, с золотыми куполами. Большевички местные те купола похерили по примеру столичных властей и сделали бывшую церковь революционной трибуной. Мне запомнилась фотография в альбоме старой учительницы Варвары Михайловны Яковлевой: митинг у Дома культуры. Военные в будёновках. Тут же виселица. Наверное, белых вешали, да убрать сооружение забыли. Всё в храме церковное порушили, а вот двери входа на сцену долгое время, как иконы, хранили память о бывшем храме. Лики святых высвечивались на них только в полной темноте. Как-то старшего брата моего, уснувшего на скучном сеансе, замкнули, не заметив его впопыхах. Тот, проснувшись, протёр глаза и обомлел то ли от страха, то ли от удивления: святые сияли во весь зал ослепительным небесным светом… Едва уловимый их контур можно было увидеть и когда гас свет перед началом киносеанса. Но это если сильно, напряженно вглядываться. 
    А на втором этаже была библиотека. И меня всегда тянуло сюда – в небольшое, уютное помещение, где за столиками можно было почитать книжку, полистать журналы и газеты, поболтать с друзьями. Этот уголочек сельской культуры мне будет сниться потом всю жизнь. Ведь здесь я впервые повстречался с поэзией, зачитывался стихами немецкого поэта Генриха Гейне в переводе Михаила Лермонтова, француза Пьера Беранже, шотландца Роберта Бернса, венгра Шандора Петёфи, русского поэта Спиридона Дрожжина… Почему именно этих поэтов, а не других? Видимо, они первыми попались мне в той библиотеке на глаза. Сегодня я и не припомню уже тех стихов. Но это и неважно. Важно то, что свершилось тогда – моё открытие поэтического слова. 
    В коридоре школы и в классах уже топились галанки. Возле них жались, отогревали руки мальчишки и девочки, первыми прибывшие с окраин села. Вешалка была тут же, в классе, но раздеваться сегодня никто не торопился. После выходного дня школа еще не прогрелась. По бокам вдоль стен и на учительском столе горели, дыша теплом, три дясятилинейные лампы. По одной семилинейной лампе мерцали и на каждой парте. Всего в классе было то ли десять, то ли двенадцать парт, за которыми сразу усаживалось два класса - первый и второй. В соседнем - третий и четвёртый. Село у нас хоть и большое, да учеников кот наплакал. Война всё-таки была - не до плана по рождаемости. 
    Я сидел на передней парте с Юркой Доброхотовым, своим закадычным другом. Сзади мой сосед по дому Валерка Пустышкин, который постоянно норовил или щёлкнуть меня по затылку, или ткнуть в бок. Рядом с ним сидела Райка Рабецкая. ..
    Где они теперь? Все ли живы?.. 
    В класс вошла Вера Семёновна - учительница по русскому и наш классный руководитель.. В руках белый свёрток. 
    -Федя, ну-ка помоги мне повесить, - позвала она вошедшего следом, как всегда припоздавшего на занятия, Федю Шиганцова. И вскоре классная доска под оживлённый и радостный гвалт превратидась в клубный киноэкран. Местный киномеханик внёс портативную киноаппаратуру, установил её на учительскрм столе  
    - Сегодня, дети, мы будем смотреть фильм «Десятый сталинский удар». 

     Я уже не помню ни сюжета фильма, ни его героев, ни артистов, их игравших. Только название. Но хорошо помню, что после уроков, наспех перекусивши дома немудрёной еды - картошки с морковным чаем, я убегал, несмотря на мороз, сооружать с друзьями снежные блиндажи и окопы, играть в нашу войну.

Наш класс. Я крайний справа в первом ряду.


«Обмыли» Каникулы

    Торжественно прозвучал школьный звонок, извещая о начале летник каникул, и стоголосая масса юных тел, как горох из дырявого мешка, высыпала во двор сельского очага знаний, растекаясь по обе стороны единственной улицы села.
    Мы с Федькой, сыном председателя сельского Совета, домой на радостях не торопились. Посидели на крылечке клубной библиотеки, наслаждаясь наступившей свободой от школьных занятий, теплом солнечного дня, пением птиц. По пути заглянули в сельскую лавку.
Продавщица тётя Соня, что-то тихо напевая, расставляла на полке зеленоватые бутылки «Московской» водки, доставая их с лёгким позвякиванием из фанерного ящика.
    Долговязый Федька, загадочно посмотрев на меня сверху вниз, вдруг резко нагнулся и, сложив ладони трубочкой, шепнул: 
    - Серый, может, отметим каникулы? 
    «Серый» - это моя кличка, как и большинства пацанов с именем Сергей. Я от неожиданности даже вздрогнул, стыдливо отстраняясь от Федьки и глядя с испугом в сторону продавщицы. Но тётя Соня и не смотрела на нас, занятая разбором привезённого товара.
    - Ты что? – едва слышно прошептал я. Да у меня и денег-то нет.
    - Ерунда. Это нам раз плюнуть, - опять сложив ладошки трубочкой, прошептал мне Федька на ухо.- У батьки их в столе, как грязи.- И уже громче, чтобы слышала и тётя Соня, сказал:
    - Пойду у бати денег возьму: что-то пряников свежих захотелось. Жди меня здесь, я мигом.
    И Федька словно испарился. Но уже минут через пять (дом через дорогу) стоял у прилавка.
    - Тётя Соня, мне кило пряников и бутылку водки… для бати. - Федька решительно выложил на прилавок пятидесятирублёвую ассигнацию.
Продавщица пристально, испытывающе посмотрела на председательского сынка, что-то буркнула себе под нос, но достала из ящика зелёную бутылку с такой же зелёной этикеткой «Московская» и не выпуская её из рук спросила:
    - Что это у Степана Сергеевича за праздник? И почему сама Мария, мать твоя, не пришла?
    - Так некогда ж ей, на стол накрывает. А празднуют чего - не знаю, может, в честь меня. Я же, тётя Соня, в пятый перешел.
    - Ишь ты! Грамотей! Как батька, будешь бумажки в конторе перекладывать? – уже по-доброму ворчала тётя Соня, предусмотрительно заворачивая бутыль в бумажный пакет, подальше от посторонних глаз. Не ровен час, увидит учитель – разговоров не оберешься.
    - Ну, куда пойдём? На зады?- предложил Федька, когда мы отошли немного от магазина. Задами мы звали участок между деревенскими огородами и речкой. Там в промытых весенними водами оврагах мы часто собирались, чтобы поиграть в войну, в подкидного дурачка, другие детские и взрослые игры.
Опустились в один из оврагов. Присели на сооруженные там стульчики из чурочек. Федя выложил кулёк с пряниками, вытащил из-за пазухи свёрток с «Московской», а из кармана штанов прихваченный граненый стакан. Достал складишок, постучал им по горлышку, запечатанному сургучом. Сургуч крошками осыпался на брюки. Поддел кончиком ножа оголившуюся от сургуча железную пробку. Та со звоном отлетела в сторону, и в нос ударил острый спиртовой запах. Налив полстакана, Фёдор протянул его мне.
    - Не, ты первый, - боязливо отстранил я руку Федьки. Я ещё ни разу не пробовал водки, но признаться в этом не хотел, чтобы не казаться маменькиным сыночком.
    Федька выпил одним махом, как заправский выпивоха, смачно занюхав рукавом рубахи. Достал из пакета пряник, с хрустом откусил. Налил в стакан снова и решительно протянул мне. Проглотив слюну и стараясь не дышать, я через силу сделал несколько глотков. Горькая жидкость на мгновения застыла внутри, готовая вырваться назад, и я с силой попытался протолкнуть её внутрь. Обожгло внутри, и непривычное тепло разлилось по всему телу. Закружило в голове... 
    Федька уговаривал выпить ещё и ещё.
    Не помню, как пришёл домой. Долго меня мутило и рвало. Было стыдно. Много лет потом не мог терпеть запах водки. А Федьку тогда ещё захотел отучить от этой дурной привычки. Но как? Федька хоть и старался при нас, пацанах, выглядеть независимым, но я-то знал, как он боялся отцовского ремня.
    На следующий день, придя к Федьке, но не застав его дома, я, между делом разговаривая с его отцом, намекнул:
    -Дядя Стёпа, а почему вы не замыкаете стол с деньгами?
    -Что?! – И дядя Стёпа метнулся к столешнице, открыл её, достал солидную пачку денег, пересчитал. Посмотрел на меня удивлённо: 
    -Полсотни не хватает. 
    - Это Федька взял. Мы каникулы обмывали, - ляпнул я и убежал.
    Нехорошо, конечно я поступил, предал друга.
    Не знаю, как председатель сёк своего сыночка, но Федька долго не мог сидеть на скамейке, всё больше на корточках. Степан Сергеевич меня не выдал, а Федя догадывался, но молчал, мне не мстил. Потом, слышал, стал большим человеком, начальником солидного производства. Может, после отцовской порки поумнел.
 

ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ

    Сквозь мутное сознание до меня донёсся голос: «Доктор, у него давление совсем упало – шестьдесят на… ой, и ногти уже синеют!..», … и я отключился.
    Сколько пролежал в забытьи, не помню. Сначала появились звуки: над головою что-то журчало, будто родничок. Так ещё журчит нагреваемая кипятильником в стакане вода в нашей больничной палате. 
Медленно и трудно, словно захлопнувшуюся погребную дверь, открыл глаза. Над самым лицом от носа и рта вверх к затылку тянулись, слегка подрагивая то ли от дыхания, то ли от зашевелившейся вдруг головы, две трубки. Попытался запрокинуть голову, чтобы рассмотреть журчащий прибор, и снова провалился в забытьё.
     Очнулся, услышав стон. На мгновение задержал взгляд на потолке: не больничная палата. Опустил взгляд на противоположную стену: её голубая плитка отдавала холодком операционного кабинета.

    Повернул голову влево, туда, откуда слышался стон. И невольно зажмурился от смущения и удивления: на больничной каталке лежала совершенно обнажённая, светясь нежной кожей, молодая женщина. Простыня, прикрывавшая ранее её тело, лежала белой горкой на полу. Крупные груди слегка вздымались, когда женщина пыталась что-то сказать. Лишь мгновенье я любовался женской красотой. Такие же, как и у меня трубки изо рта и носа её отрезвили моё любопытство. Больной, наверное, тяжело. И я, набрав полную грудь воздуха, прокричал: «Доктор! Сестра!». И удивился, не услышав своего голоса. Понял, что сам ещё слаб. Но повторил попытку обратить внимание...
     Вошёл врач с сестрой. Сестра сразу же направилась к моей стонущей обнажённой соседке, на ходу подхватив с пола простыню и быстро прикрыв наготу больной. Доктор подошёл ко мне, наклонился над моим лицом, прощупал пульс. Я, чтобы успокоить его, попытался пропеть строки из романса: «Вечерний звон, вечерний звон, как много дум наводит он…» 
    - Надо же, он уже поёт! – удивлённо и весело воскликнул доктор. – Сестра, наш покойник, кажется, окончательно ожил!..
    «Покойник». Это слово обожгло мой мозг, и я после ухода врача силился вспомнить, что было со мной, как прошла операция. На какое-то мгновение припомнил, как почувствовал, что задыхаюсь, и отчаянный голос операционной сестры:
    - Родненький, ну, дыши, дыши же!
    А в горле противно шевелится и давит мне на лёгкие какая-то труба. А я не могу ими (лёгкими) ни вдохнуть, ни выдохнуть. Ещё мгновенье - и я задохнусь окончательно. Отчаянная боль и внезапное облегчение – легкие начали лихорадочно урывками вдыхать и выдыхать воздух. Помню, как привезли в реанимацию и этот жуткий возглас сестры: «…ой, и ногти уже синеют!..».
    «Что же всё-таки было со мной во время операции?» – думал я, уже лёжа в своей палате. Попытался, было, узнать у доктора Александра Николаевича Вахмина, руководившего операцией, но тот успокоил меня:
    - Всё хорошо. Лежи, поправляйся. Операция была сложная, но ты молодец!
    Каким я молодцом был, не знаю. Но то, что молодцом была операционная бригада, работавшая тогда, 13 апреля 2000 года, я буду помнить всю свою оставшуюся жизнь. Это вторая дата моего дня рождения. То, что я перенёс клиническую смерть, узнал уже, когда окончательно пошёл на поправку. И врачи, и соседи по палате, и медсёстры ни словом не заикнулись, видя, как тяжело и медленно я иду на поправку.
    А романс «Вечерний звон» да и много других песен я спел и не раз, пока лежал в урологическом отделении. И дежурные сестры не ругались, что я нарушал иногда покой, а некоторые специально приходили послушать. А я радовался возвращению к жизни, новому тысячелетию, в котором и до сих пор живу, благодаря замечательным докторам урологического отделения краевой больницы.


Категория: Сергей Прохоров | Добавил: ictoc (15.05.2010)
Просмотров: 3574 | Комментарии: 3 | Рейтинг: 5.0/2
Всего комментариев: 3
3 Haroldbavy  
0
Сегодня осматривал содержание инета, при этом к своему удивлению обнаружил отличный веб-сайт. Смотрите:
http://www.rem-chas.ru/ - ремонт stuhrling. Для моих близких вышеуказанный веб-сайт произвел незабываемое впечатление. Пока!

2 Robertloff  
0
Всем доброго времени суток! Сегодня нашел в интернете один замечательный ресурс. Вот посмотрите пожалуйста: http://linggroup.ru/ - английский набережные челны. Наконец-то нашлось что-то стоящее.

1 Тамара Колбасицкая  
0
Тамара Колбасицкая
16:20

Сергей, здравствуй.Какая замечательная вещь«Холодной зимой пятьдесят первого». Да, это та самая школа, где я училась вчетвертом классе, тогда тоже были морозы под пятьдесят. Моя любимая Вера Семеновна,и эта чудесная фотография (вы справа в первом ряду). Я хорошо помню лики надверях в клубе - храме. А то, что у вас была такая прекрасная библиотека, я незнала, если б знала, то ходила бы, (на Лесобазе была слабая библиотека). Читаю,перечитываю, наслаждаюсь вашим слогом и умением все так оптимистично и красочнопреподнести! После этого рассказа увидела свое детство и свою жизнь совсем вдругом ракурсе. Спасибо.Но оставит комментарий не смогла, я неумелый пользователь.Остальные рассказы второй раз открыть не смогла, хочу читать всю твою прозу.С Райкой Рабецкой ты сидел в первом классе, в четвертом класс претендую на место рядом с тобой я и только я.А еще я посмотрела сегодня твои фотографии, где вручаешь журнал священнику. Вообще, когда ты все успеваешь, еще находишь время написать мне.

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Партнёры 

Российский Писатель

Литературная газета



"ИСТОКИ" - журнал писателя Сергея ПРОХОРОВА,

члена Международной Федерации русскоязычных писателей

Copyright MyCorp © 2024

Бесплатный конструктор сайтов - uCoz